Всё в дыму… [СИ] - Aruna Runa

Он и не заметил, как они перешли на дружеский тон и по большей части общались теперь так, словно были знакомы сотни лет. Ди не мог не признать, что находиться рядом с Джонни Греем – приятно. Он помнил это ощущение легкости и комфорта, помнил, как оно ему нравилось, помнил, как по нему скучал, когда… когда пропадал Стерх.

– О чем ты сейчас думал? – спросил вдруг Джонни. Он сверлил Ди серьезным тяжелым взглядом. – У тебя изменилось лицо. Стало… не могу поверить… мечтательным.

– Не помню.

Пронзительность бирюзы в свете утреннего солнца обжигала, резала глаза, но оторваться от нее оказалось сложно.

– Не лги мне, Дориан. Ты не сможешь меня обмануть.

Ди понимал, что сейчас делает Джонни: пытается мысленно подчинить его своей воле. И еще понимал, что проиграет. Он слишком молод, чтобы сопротивляться такому опытному противнику. Папа рассказывал о нечастых ссорах, происходящих между взрослыми греями. Ничего хорошего.

– Я не хочу об этом говорить. Почему ты меня заставляешь?

Оказывается, и он с Джонни уже "на ты".

– Извини. – Бирюза поблекла, безупречные губы сложились в обезоруживающую улыбку. – Так что там про Зиленцорна? Кстати, что за имя такое? Сам придумал?

– Он так назвался, когда стал более-менее разумным и научился говорить.

Пришлось сдаться, рассказать о семи личностях донны Лючии. Чтобы не признаваться в своей тоске по… неодиночеству.

– Край мира? Он так сказал? Ты уверен, что правильно расслышал?

Джонни хмурился, покусывал нижнюю губу, отрешенно уставясь куда-то за окно. Ди не мешал ему размышлять и даже радовался спонтанным перерывам, возникающим в их непростом разговоре. Они позволяли избавиться от эмоций, собраться с мыслями, закрыть в броне дыры, пробитые сокрушительным обаянием Джонни Грея. Все-таки он, на удивление гармонично смотревшийся посреди развороченной гостиной – босиком, в закатанных по колено брюках и со шваброй в алебастровых мускулистых руках, – один из самых старых и знающих греев.

И самых безжалостных. И самых решительных. В том числе – в решениях, которые принимал за других. Опробовал для других. Например, для некоего послушного мальчика. Они ведь все это делали, правда? Все эти… отправители писем. Имени Джонни на конвертах нет, но у Ди хорошая память: его нынешний гость был лучшим папиным другом.

– Я хотел бы поговорить с твоим Зиленцорном наедине. Ты не станешь возражать?

– Не стану, если поделишься своими догадками.

Джонни послал ему странный взгляд.

– Твои так называемые родители, Дориан, не справились с возложенными на них обязанностями. Они слишком хорошо обучили тебя не тому. Ты споришь со старшими и ставишь условия тем, кто априори сильнее тебя.

– Ошибаетесь, Джонни, – вернул ему Ди вчерашнюю реплику. – Они справились. "Не тому" я обучился самостоятельно.

Тот расхохотался. Фальшиво. Неубедительно.

– Сдаюсь. Вдруг ты рассердишься и лишишь меня душа! Или захочешь посмотреть на мое обнаженное сердце.

И опять это странный, испытующий взгляд.

– Почему ты все время называешь их "так называемыми"? Они ведь мои родители?

И Ди с удвоенным остервенением завозил шваброй по полу. Он смертельно устал и все с большим трудом выдерживал напряжение последнего часа – с тех пор как Джонни принялся вытряхивать из него информацию о донне Лючии. Пора получить что-нибудь взамен.

– Я говорил, что тебе не понравится ответ, Дориан. Лучше оставим их в покое.

– Нет.

– Нет. Ясно. – Джонни вздохнул. – Но помни: ты сам напросился.

Ди сглотнул вставший в горле комок и уверенно кивнул. Он выдержит любую правду.

– Если коротко: в этом мире у пары чистых греев не бывает детей. Возможны лишь переводки. С людьми.

Пауза. Кивок.

– Открыть проход способен только чистый грей. Никто не хотел жертвовать собой. Все хотели домой.

Пауза. Кивок.

– Каждый дал свой генетический материал. Кроме меня. Мне было все равно. Они сделали тебя в этом доме. В лаборатории.

Пауза. Кивок. Дориан Грей поднимает голову и растерянно смотрит на Джонни Грея неверящими глазами.

Но Ди не видит Джонни. Потому что Ди – взрослый, самостоятельный, сильный – плачет.

**40**

Сбылась очередная детская мечта. Легендарный Джонни Грей утешает льющего горькие слезы Дориана. Неважно, кто и чем его обидел. Важно, что героический Джонни готов ради Ди весь мир перевернуть. Впрочем, такое всегда быстро проходит.

Ди высвободился из объятий Джонни, утерся рукавом – то есть размазал утиное сало по соленым щекам – и решительно подхватил оброненную швабру. Он убирается в доме и намерен довести это малоприятное занятие до логического конца.

Когда донна Лючия приковыляла на кухню, чтобы озаботиться ужином, Ди и Джонни еще не проснулись. Они вылизали пол дочиста, смолотили все, что нашли съестного в холодильнике и печи, сожгли злосчастную бочку на заднем дворе и наговорились до хрипоты.

Прежде чем забраться в кровать, Ди по привычке снова ополоснулся в душе, а потом не удержался, вышел из спальни и, перегнувшись через перила, бросил взгляд на первый этаж, в гостиную. На диване действительно сопел Джонни Грей! И жемчужные волны его прекрасных волос ниспадали до самого пола. Ди иронично потряс головой, прошипел: "Ай, майдан!" – и по-каратарски хлопнул себя ладонью в лоб.

Он спал мало и плохо, поднялся, чувствуя себя совсем разбитым, и долго держал голову под струей холодной воды. Черт бы побрал все на свете, а в особенности – его самого. Неудавшегося гомункулуса, некстати взбунтовавшуюся отмычку.

Донна Лючия грохнула чем-то в кладовке, Джонни в гостиной шумно перевернулся на другой бок, а Ди спустился по лестнице, пальцами расчесывая влажные пряди.

Die Wahrheit ist ein Chor aus Wind…

Kein Engel kommt um euch zu rachen…

Diese Tage eure letzten sind…

Wie Stabchen wird es euch zerbrechen…

"Истина – это хор ветра… Ни один ангел не придет за вас отомстить… Это последние ваши дни… Словно прутья, вас сломает…"

Он уже слышал эту песню – летом, когда виделся со Стерхом в последний раз. На донне Лючии тогда был несуразный голубенький фартук, и она разбила что-то фарфоровое. Да, именно в тот день Ди ушел спать, а с кухни в его уши ввинчивался один из голосов Зиленцорна.

– Я нашел для тебя выход, – вполголоса сообщил Ди, когда бес появился в дверях с какими-то жестянками в руках. – Положи это, сядь и слушай.

Тот слушал ровно минуту, а потом взвыл, запустив в деревянную столешницу вылезшие от волнения когти, и затряс головой в категорическом отказе.

– Заткнись, – грубо приказал ему Ди, наблюдая, как вплывает из гостиной завернувшийся в тень Джонни. И, устроившись за кухонным столом напротив беса, делает знак не выдавать его присутствия. – А теперь кончай бузить и обдумай каждое мое слово. Можешь посоветоваться с остальными.

Зиленцорн хрипло засмеялся, кивая трясущейся головой. Контроль над умирающим телом донны Лючии давался ему все хуже. В эти дни оно трансформировалось лишь частично. Крепкие мужские ноги во фланелевых бермудах сейчас венчал хлипкий старушечий торс с истончившимися руками. Глаза так и норовили разъехаться или закатиться, а высохшие пальцы беспорядочно ощупывали воздух. Бес спрятал их под стол и замер, наклонившись вперед и широко распахнув веки.

– Что не так? – обеспокоился Ди.

Джонни с любопытством вытянул шею.

– Пусто… – прошептал Зиленцорн. – Все ушли… Verrate mich nicht.

– Не выдам, – на всякий случай пообещал Ди. – Но… ты ответишь мне согласием? Я настаиваю. Я тебя прошу. Пожалуйста.

– Mein Verlangen ist bemannt… – отозвался бес спустя мучительную четверть часа.

Греи безмолвно изучали его и друг друга.

Ди недоуменно поморщился. "Мое желание управляемо" – что это значит? И предыдущее: "Не выдавай меня" – о чем это он?

Лицо Джонни оставалось непроницаемым. Легкая небритость придавала герою благородно разбойничий вид.

Прошло еще полчаса.

Вдруг Зиленцорн подскочил и, перегнувшись через стол, схватил Джонни за отвороты рубашки. Оцепеневший от неожиданности и напора Ди не мог поверить тому, что видел: женские руки беса свободно прошли через тень! А судя по тому, как метко он вонзился скрюченными пальцами именно туда, куда целился, Зиленцорн еще и видел насквозь! И был гораздо быстрее, чем Джонни: тот не успел не то что увернуться – хотя бы отклониться.

Хищные желтые глаза уставились в расширившиеся бирюзовые. Ди приоткрыл рот, но тут же передумал вмешиваться. Что-то происходило между легендарным Джонни Греем и вторничной личностью донны Лючии, и Ди больше не был частью этого происходящего.

Das Wasser soll dein Spiegel sein…

Erst wenn es glatt ist, wirst du sehen…

Wieviel Marchen dir noch bleibt…

Und um Erlosung wirst du flehen…

"Вода должна быть твоим зеркалом… Только когда она станет гладкой, ты увидишь… Сколько сказок тебе еще осталось… И взмолишься об избавлении…"

Ди заметил, что его собственные губы шевелятся, повторяя вслед за Зиленцорном. Тот уже молчал, а в голове у Ди словно что-то заело. Он досадливо закусил губу и уткнулся взглядом в поцарапанную бесом столешницу.